«Как-то странно наша подвыпившая фотомодель заикается», – сообщил дотошный внутренний голос. – «Неравномерно и с некой искусственностью. Да и в серых огромных глазищах – время от времени – проскальзывает холодная и расчётливая трезвость…. Может, она только притворяется пьяной в хлам? То бишь, играет на публику? Где, в таком случае, эта почтеннейшая публика?».
– Милый Б-брюс, угостите даму с-сигареткой, – попросила Сева. – И з-зажигалку дайте. С-спасибо…. Я отойду к б-борту. П-перекурю…
Передавая сигарету, Гришка почувствовал, как в его пальцах – на месте табачного изделия – оказался листок тонкой бумаги, сложенный в несколько раз.
Фотомодель – неверной, но грациозной походкой, в которой угадывалось что-то кошачье – прошла на корму «Афродиты».
Антонов, заговорщицки подмигнув напарнице, торопливо развернул бумажный лист. Сова, встав со стула, подошла и, пристроившись за его плечом, прошептала в ухо:
– Про себя читай, дурилка…
В записке значилось: – «Иван Петрович (сиречь, Николай Борисович), в курсе всех текущих событий. Требуется ваша помощь, вернее, элементарная подстраховка на всякий пожарный случай. Мало ли что может случиться…. Короче. По моей команде делаете вид, что уплываете к «Кошке». На самом деле к яхте следует только Сова. Брюс, ты, столкнув лодку с косы, обходишь баржу. Там, в носовой части, есть лаз. Пройдёшь по нему до упора, поднимешься по лесенке и окажешься в рулевой рубке. Сиди там и жди. Скоро, как я думаю, появится ещё один гость. Страхуй. Если на меня нападут, то открывай огонь. Но сугубо по конечностям. Надо взять голубчика живым. Сева. P.S. Следите, пожалуйста, за языками…
Сова доходчивыми жестами попросила: – «Отдай-ка мне записку. Порву ее, пока буду плыть к «Кошке», и выброшу – меленькими кусочками, естественно – в тёмные невские воды, способные сохранить на вечные времена практически любую тайну».
– Без вопросов, – Гришка ловко, за несколько секунд, сделал из бумажного листа самолётик и протянул его напарнице. – Презентую. Можешь поступать с моим подарком – как сочтёшь нужным. Хочешь – порви, хочешь в лифчик запихай. Типа – на добрую память…
– Спасибо, конечно, хрум-хрум-хрум. Твоя щедрость, милый, не знает границ.
– Пожалуйста. А мы, значит, уже всё-всё порешали? То бишь, тупо и беспрекословно подчиняемся…
– Кха-кха-кха! – сделав «страшные глаза», громко закашлялась Сова. – Извини, чуть сушкой не подавилась. Бывает…. Чего ты, собственно, возмущаешься? «Шампанское» слегка надоело? Ладно, так и быть, глотни виски. Разрешаю.
«Действительно, братец, прими на грудь», – посоветовал заботливый внутренний голос. – «Лишним, ей-ей, не будет. Когда это нормальный взрослый мужик отказывался от дармового импортного алкоголя? Да и расшатанные нервишки стоит успокоить. Судя по всем внешним признакам, ночь обещает быть бурной и беспокойной. То бишь, богатой на разнообразные сюрпризы и неожиданности…».
Антонов, под неодобрительные взгляды напарницы, набулькал в фужер из-под «Шампанского» грамм двести пятьдесят благородного шотландского напитка и, предварительно выдохнув из грудной клетки остатки воздуха, выцедил. Естественно, со вкусом и удовольствием выцедил – медленными крупными глотками.
– Законченный алкоголик, – констатировала (впрочем, без особого порицания), напарница, после чего пальцами изобразила несколько знаков-жестов.
«Фраза», в переводе с жестового языка глухонемых, звучала примерно так: – «Владеешь, бродяга, данным искусством? То бишь, языком?».
«Владею», – ответил – пальцами же – Григорий. – «Продолжим наш диалог?».
«Продолжим. Тебя что-то беспокоит?».
«Ага. Начну с прерванной тобой фразы…. Значит, мы уже всё-всё порешали? То бишь, тупо и беспрекословно подчиняемся правилам игры? Только, вот, чьей Игры? Хотелось бы, так его и растак, знать».
«Ну, не знаю. Тем не менее…».
«Считаешь, что нужно принять предложение Северины?».
«Да, считаю».
«Почему?».
«Во-первых, обострённая интуиция подсказывает. Во-вторых, обожаю – до желудочных колик – различные авантюрные авантюры…. Разве этого мало?».
«Наверное, достаточно…».
– Знаешь, милый, какое у тебя самое положительное качество? – ехидно усмехнувшись и перестав вертеть пальцами, вслух спросила Сова. – Вернее, самая позитивная и симпатичная черта характера?
– Даже не догадываюсь.
– Понятливость.
– В смысле?
– Ты такой понятливый – это что-то…
– Стараюсь, – польщено улыбнулся Гришка.
«Улыбаешься, братец?», – саркастически усмехнулся приставучий внутренний голос. – «Ну-ну, доулыбаешься, олух доверчивый…. Ответь-ка мне на простейший вопрос. А зачем, собственно, следователю по особо важным делам знать в совершенстве язык глухонемых? Растерянно молчишь? Думаешь, что Ольга его выучила на зоне, во время отбытия срока? Типа – от серой скуки? Не знаю, не знаю. Слабенькая версия. Откровенно слабенькая…. Интересно, а почему надо «следить за языками»? Неужели, «подслушки» задействованы в полный рост? Бывает, конечно…».
Перекурив, к столу вернулась рыжеволосая Сева и, вернув зажигалку, спросила:
– Как дела, р-ребятки? Всё н-нормально?
– Просто замечательно, – утвердительно кивнув головой и по-дружески подмигнув, заверила Сова, после чего принялась сладко и очень натурально зевать.
Фотомодель тут же прониклась и, отчаянно заикаясь, начала неуклюже извиняться, мол, ужасно притомилась, ноги совершенно не держат, и смертельно хочется спать.
– Тогда мы, пожалуй, почапаем к дому, – поднимаясь на ноги, объявил Гришка. – То есть, к яхте. Спасибо, милая Сева, за шикарное угощенье и сердечное гостеприимство…. Можно, мы и завтра навестим вас?